Человеческая природа

"В эпохи глобальных катастроф цивилизации выплескивают на поверхность бытия всю мерзость, все подонки, скопившиеся за столетия в генах социума. Формы этой накипи чрезвычайно многообразны, и по ним можно судить, насколько неблагополучна была данная цивилизация к моменту катаклизма, но очень мало можно сказать о природе этого катаклизма, потому что самые разные катаклизмы — будь то глобальная пандемия, или всемирная война, или даже геологическая катастрофа — выплескивают на поверхность одну и ту же накипь: ненависть, звериный эгоизм, жестокость, которая кажется оправданной, но не имеет на самом деле никаких оправданий".

Братья Стругацкие "Жук в муравейнике"

«Апофеоз войныы» (1871) — картина русского художника Василия Васильевича Верещагина. На раме сделана надпись: «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим».

Местничество в истории России

 В российской историографии весьма традиционным является утверждение, что местничество всегда играло реакционную роль, всегда была помехой делу государственной централизации и московские государи всегда вели упорную борьбу с ним. Однако как объяснить длительность существования института местничества и отсутствия серьёзной борьбы с ним на протяжении XVI столетия?...

"С централизацией Российского государства междоусобные битвы феодалов, заполнявшие "средневековье своим шумом", сменились политическими заговорами и распрями местничавших воевод и придворных, опиравшихся в своих притензиях на давние представления о феодальной "чести". Не выступая активно против местничества, обуздывая родовые притязания разрядными путами, кодифицируя местнические нормы, центральная власть и в данном случае оставалась "представительницей порядка в беспорядке", ибо сложная, на первый взгляд, даже хаотичная система местнических отношений заключена была в жёсткие рамки , определяемые именно центральной властью. Центральная власть определяла возможные решения по всем местническим спорам, а следовательно, и пределы местнических требований. Местничество, не смотря на все раздоры, его сопровождавшие, само, по существу, становилось инструментом общественной дисциплины и привязывало аристократию ко двору. Запутавшись в паутине местнических счетов и фамильных воспоминаний, наследственная аристократия оказывалась бессильной перед самодержавной властью государя, перед поступательным движением все более усложнявшейся и укреплявшейся бюрократической машины.

Андрей Тарковский и Ингмар Бергман об отражениях.

Человек прошлого искал бога, человек будущего ищет контакт с другим разумом. Две цитаты из двух фильмов о будущем и о прошлом:

1. «И в вашем мраке, и в том мраке, в котором мы все пребываем, вы не отыщите никого, кто выслушал бы ваши стенания и растрогался вашими страданиями. Утрите слёзы и отражайтесь в своей пустоте»

(Оруженосец Йонс (обращаясь к рыцарю, который произносит молитву) из фильма Ингмара Бергмана «Седьмая печать»).

2. «— Наука? – Чепуха!… В этой ситуации одинаково беспомощны и посредственность и гениальность… Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать никакой Космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров. Нам нужно зеркало… Мы бьёмся над контактом и никогда не найдём его. Мы в глупом положении человека, рвущегося к цели, которой он боится, которая ему не нужна. Человеку нужен человек!»

(Кибернетик Снаут из фильма Андрея Тарковского «Солярис»).

Жизнь человека формируется с помощью книг..

«Когда ставишь себе недосягаемую цель — плата одна: отчаяние. Говорят, это непростительный грех. Но злым и растленным людям этот грех недоступен. У них всегда есть надежда. Они никогда не достигают последнего предела, никогда не ощущают, что их постигло поражение. Только человек доброй воли несёт в своём сердце вечное проклятие».

«В детстве всегда бывает минута, когда дверь распахивается настежь и впускает будущее... Мы должны быть благодарны, что нам не дано видеть ужасы и падения, которые приобретает наше детство в шкафах, на книжных полках – повсюду».

«Жизнь человека, как мне порой думается, формируется больше с помощью книг, чем с помощью живых людей: ведь именно из книг, понаслышке, узнаешь о любви и страдании. Даже если нам и посчастливилось влюбиться, мы, значит, были подготовлены чтением, а если я так и не полюбил никого, то, возможно, в отцовской библиотеке не было соответствующих книг».

«Быть может, понятие нравственности есть печальная компенсация, которой мы привыкаем довольствоваться и которая дается нам как отпущение грехов за хорошее поведение».

Грэм Грин

Вы взгляните на эту жизнь...

«Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье...
Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и все обстоит благополучно».

А.П. Чехов «Крыжовник»